Вольфе фон Ленкевиц: новый любимый художник российских олигархов

Вольфе, сейчас ваши работы выставлены в Музее Бранли в Париже в рамках выставки «Persona». Где еще в ближайшее время широкая публика сможет увидеть ваши работы?

В моей лондонской студии в Белгравии. Она находится в здании особняка XIX века, и мои работы есть на каждом этаже этого здания в хорошем освещении — записаться на просмотр может любой желающий. Сейчас я работаю над сольной выставкой в одном из музеев в 2018 году и участвую в нескольких выставках постимпрессионистов.

Ваши работы очень масштабные: вы фокусируете на одной или работаете над несколькими параллельно?

Я не люблю отвлекаться и фокусируюсь на одном произведении до его завершения, хотя в голове планирую его варианты для серии.

Как бы вы описали свой творческий метод? Многие художники веками так или иначе трансформировали мировое художественное наследие. Как вы нашли свой путь?

Я очень быстро и легко нахожу некое «родство душ» между изображениями, которые я совмещаю. С помощью Интернета очень легко «прочесывать» миллионы изображений. Потом я работаю на компьютере, а после переношу все на холст масляными красками — это самая долгая часть процесса. Я использую не только масло, но и другие медиумы: видео, скульптуру, пластик, бронзу и другие. Я работаю с искусством, которые было создано за практически 35 тысяч лет, но основной фокус делаю на последних шести веках. Чем больше образных рядов разных художников я использую в одной работе, тем сильнее модернистская иллюзия. В этот момент картина как будто предает свои собственные корни.

Какие техники старых мастеров вы используете?

Я всегда детально изучаю оригиналы, не с целью имитировать мазок или текстуру, но как ученый, который изучает Луну с целью улететь в космос. Что касается техник, я досконально изучил их и использую многие. Через кипу анатомических рисунков, которые я сделал, я понял тон и линию, научился рисовать как с натуры, так и из головы. Этот набор инструментов изучается непросто и не быстро. Вообще уважение к старым мастерам, и особенно к рисунку, мне привил отец, который тоже был художником. Именно он подал мне идею поехать изучать искусство в Париж, где я спал под кустами рядом с Лувром, когда изучал творчество Жерико.

Вы чувствуете какой-то особенный интерес российских коллекционеров к вашим работам в последнее время?

У меня всегда была связь с Россией: я прочитал всего Достоевского и многое из Толстого. Я восхищаюсь работами Сергея Бондарчука и Андрея Тарковского, мне близка эта старомодная человечность и я всегда чувствовал мощь русских художников. Мне кажется, русским коллекционерам это импонирует, они поддерживают мою работу. Я бы сказал, что у русских богатое воображение и они не критикуют белых ворон. Мои работы были в экспозициях галереи «Триумф», меня курировала Виктория Голембиовская (лондонский куратор русского происхождения, которая руководит арт-консалтинговым агентством House of Nobleman — прим.ред.).

Вы можете как-то проанализировать динамику цен на ваши работы за последние 10-15 лет?

Я помню, что некоторые из своих ранних работ я продал Ванессе Брэнсон (сестра британского магната и экстремала Ричарда Брэнсона — прим.ред.). С тех пор они всегда продавались и постоянно росли в цене. Я думаю, цена будет постепенно рости ввиду высокого интереса и спроса на мои картины.

Как вы предпочитаете работать?

Я пишу под аккомпанемент философских книг и очерков по истории науки. Но задумываю проекты работ я в тишине, для меня это самый творческий этап: я составляю на компьютере линейную композицию, а потом внедряю ее в оригинальное полотно. Это позволяет создать дополненную цветовую схему, а не субтрактивную. Труд заключается в том, чтобы превратить схему в картину, и это отсылает к историческому прошлому искусства — например, фрески Итальянского ренессанса создавались по принципу переноса на стену исходно небольшого изображения. Все было рассчитано математически с точки зрения масштаба и места случаю практически не отводилось.

Что вам меньше всего нравится в жизни художника?

«Быть художником» — это вообще забавное определение. Я думаю, что меньше всего мне нравится смерть и тот факт, что я не смогу повлиять на ее последствия. Работы художника после его смерти лишаются авторской интерпретации и продолжат свой путь в манипуляциях общества и его знаковых систем.

Вы можете сказать, сколько примерно работ в год вы делаете?

Зависит от техники, если я использую техники старых мастеров, то одна работа может занять более года. Если это аллюзия на Пикассо, то несколько недель. Но оба процесса одинаково насыщают меня с творческой точки зрения. Сейчас я работаю над большой картиной, в основу которой взят «Портрет доктора Феликса Рэя» Винсента ван Гога (1889). Я сделаю его шерифом с трубкой и совмещу изображение с визуальным рядом разных художников, включая Луиса Мориса, Френсиса Бэкона, ван Гога, Георга Базелитца. Причем я не ограничиваю себя одним или несколькими визуальными источниками: иногда самая простая, минималистичная идея может быть очень сильной, а иногда красота заключена в сложности.

Есть какие-то картины, работа над которыми вам больше всего запомнилась?

Да, это «Любовники» по мотивам Марка Шагала. Я работал на холодном складе на Истон роуд и мне приходилось привязывать к поясу бутылки с горячей водой, чтобы немного согреться. Я был больше похож на смертника, чем на художника.