Must read: «Дом Versace. Невероятная история о гении, убийстве и возрождении»

Жаркий, душный день 15 июля 1997 года в Риме. Вечный город раскалился так, что шпильки увязают в плавящемся асфальте. На Пьяцца ди Спанья с ее знаменитой лестницей лихорадочно кипит работа. С раннего утра полиция очистила мраморные ступени от уличных художников и местных прилипчивых Ромео, чтобы телевизионщики могли разместить огромные камеры и прожекторы на двух передвижных башнях.

Телевидение готовилось к вечернему выпуску передачи Donna sotto le stelle («Женщина под звездами»). Это красивое шоу стало своеобразным символом итальянского телевидения 80-х. Лучшие модели в сказочных вечерних туалетах из восемнадцати Домов моды, в том числе Valentino и Fendi, дефилировали, плавно покачивая бедрами, по залитой лучами софитов Испанской лестнице на чарующем фоне Вечного города. Чтобы накалить страсти, устроители всякий раз приглашали одного кутюрье в качестве почетного гостя. В этом году их выбор пал на Джанни Версаче.

Донателла, сестра Джанни, приехала накануне вечером и остановилась в «Отеле де ла Виль», палаццо XVII века у верхней площадки Испанской лестницы, превращенном в элитную гостиницу. Как всегда, она заняла лучший номер, роскошный восьмикомнатный пентхаус с круговой террасой, откуда открываются известные по открыткам виды на римские достопримечательности — от куполов собора Святого Петра до Колизея. В этом люксе находится знаменитый белый рояль, который подарил отелю Леонард Бернстайн, проживавший здесь полгода. Санто, старший брат Донателлы и Джанни, терпеть не мог пафосные апартаменты и выбрал в том же отеле номер попроще.

В то утро каждому Дому моды предоставлялся час, чтобы отрепетировать проход манекенщиц по Испанской лестнице, коварнейшему из подиумов, чьи сто тридцать пять мраморных ступеней до блеска отшлифованы потоком туристов. Донателла получила право репетировать первой. Продюсеры знали, что рейтинг передачи стремительно снижается от начала к концу, поскольку череда красавиц-моделей в роскошных платьях быстро утомляет зрителей. Поэтому коллекции лучших дизайнеров демонстрировались в начале. В тот год открывать шоу предстояло Версаче. Поскольку число участников зашкаливало, устроители установили лимит: не более пятнадцати платьев от каждого Дома. Донателла проигнорировала это требование и привезла тридцать пять в расчете на то, что перед блеском имени Версаче никто не устоит.

Более того, она готовилась вывести на подиум Наоми Кэмпбелл, топ-модель, славившуюся безупречной красотой фигуры, талантом публичных выступлений, умением показать шик и очарование платья. Наоми была слишком важной персоной, чтобы явиться на утреннюю репетицию, поэтому утром ее заменяла другая девушка. Сама Наоми прибыла в Италию несколькими днями раньше, чтобы до съемок немного отдохнуть на Амальфитанском побережье, а на вечернюю репетицию ее доставили на персональном автомобиле. Даже в мире самовлюбленных миллионеров Наоми была настоящей примадонной, известной своими капризами не меньше, чем изумительной красотой. Двадцатисемилетняя суперзвезда с ее пристрастием к шикарным мужчинам, гоночным автомобилям и кокаину не сходила со страниц бульварных газет. О ее выходках ходили легенды. В Лондоне она пришла в такое бешенство из-за потерянного в аэропорту багажа, что полицейским пришлось вытаскивать разъяренную пассажирку из самолета, причем красавица дралась, лягалась и отчаянно вопила. В другой раз она так запустила в горничную мобильным телефоном, что рану пришлось зашивать.

Но с Джанни Наоми становилась совсем другой — приветливой и покладистой. Она долго была его любимицей — многие фасоны он создавал с мыслью именно об этой женщине. Она умела показать его наряды во всем их блеске, ее кошачья грация идеально подходила к облегающим фигуру платьям. Благодаря Версаче Наоми прославилась как одна из первых супермоделей, из числа тех роскошных красавиц, которых открыл и сделал знаменитостями именно Джанни. Он опекал ее как старший брат, благотворно влияя на ее взбалмошную, нервную натуру. Узы, связывающие Наоми с кланом Версаче, стали еще крепче, когда она подружилась с Донателлой. Сестра Джанни нередко приглашала модель на выходные в семейный особняк на озере Комо.

Пока автомобиль Наоми двигался в направлении Рима, в двух конференц-залах на втором этаже «Отеля де ла Виль», которые на время превратились в костюмерные, кипела предпоказная суета: визажисты, парикмахеры и портнихи старались придать девушкам элегантность в духе Versace и сногсшибательную сексапильность. В ожидании своей очереди модели — без косметики, в обтягивающих джинсах — болтали, сплетничали, потягивали диетическую колу. Самым юным было всего четырнадцать — девчушки с еще не развитыми, мальчишескими формами. Как это ни удивительно, многие из них — конечно, не супермодели — без грима выглядят невзрачными. Это хамелеоны, из которых кутюрье создают тот тип женщины, который им нужен в этом сезоне.

У стены стояли гримировочные столы с яркими подвесными лампами, заваленные флакончиками, тюбиками и накладными прядями. Визажисты, крепко держа девушек за подбородок, бесцеремонно поворачивали их головы вправо и влево, чтобы лучше видеть свою работу. Помещение постепенно заполнялось удушливым запахом лака для волос, сигаретным дымом и парами кофеварки. Такое разовое мероприятие — в отличие от многодневного подиумного марафона — сравнительно легкая работа для парикмахеров и визажистов. Зато на Неделе моды, когда девушки в спешке бегут с одного шоу на другое, накладные ногти, сложные укладки и гель-автозагар на все тело, которые требовались предыдущему дизайнеру, нужно удалить за считаные минуты. У манекенщицы, отработавшей на подиуме целый сезон по пять дней в неделю, кожа, волосы и ногти повреждены беспощадной гримировкой.

Покончив с макияжем, полуголые девушки разделись до крошечных стрингов и туфель на высоком каблуке, выставляя на всеобщее обозрение обработанную бразильским воском зону бикини. В таком виде они дожидались костюмерш, которые помогут им влезть в подиумные туалеты, не смазав косметику и не запачкав платья жирным лосьоном, нанесенным на ноги, чтобы они блестели в свете прожекторов. Модели перед большим показом нередко голодают до изнурения или худеют с помощью слабительных, поэтому по-матерински заботливые портнихи Дома Versace стояли тут же с полным ртом булавок, готовые подколоть или ушить платье, ставшее слишком просторным. К бюстам девушек клеился двусторонний скотч, чтобы груди не выскользнули во время дефиле из фирменных глубоких декольте.

Затем помощницы Донателлы сняли на поляроид каждую девушку в предназначенном для нее платье со всеми аксессуарами. Фотография крепилась к гардеробному шкафчику, где хранился весь туалет, чтобы манекенщица перед выходом на подиум ничего не забыла. Донателла наблюдала за тем, как портниха подгоняла платье на похудевшей модели. Зазвонил мобильный телефон. Разумеется, это Джанни, он в Майами-Бич, и ему не терпится засыпать ее вопросами.

Джанни с 1970-х годов провел несметное количество показов и давно стал мастером подиумных постановок вроде той, в которой сейчас пробовала себя Донателла. Он знал, что шоу, когда перед зрителями за четверть часа сменяются шестьдесят туалетов, должно быть рассчитано до секунды, как балет. На подбор нужной музыки, световых эффектов и девушек требуются недели. Музыка определяет настроение, задавая ритм движениям манекенщиц; дизайнер должен решить, на какой из девушек данное платье будет смотреться наиболее выигрышно; от порядка показа зависит общее впечатление, причем важнее всего правильно срежиссировать первый и последний выходы. Как правило, модель за один показ выходит как минимум в двух туалетах, и порой на переодевание остается не более тридцати секунд — от этого задача становится еще сложнее.

Джанни, зная, как никто другой, что малейшая ошибка в решении любого из этих уравнений может означать провал, неустанно донимал Донателлу вопросами о том, какие туалеты она отобрала для показа и как выглядит то или иное платье на данной девушке. Правда, римское шоу, предназначенное исключительно для телевидения, не имело такого значения, как показы мод в Милане и Париже, — ведь покупатели и главные авторитеты мира моды сюда не приезжали. Тем не менее Джанни был одержим желанием представить свою коллекцию идеально и волновался, как Донателла справится с задачей. Он очень любил сестру, но не вполне доверял ее вкусу.

Летом 1994 года у Джанни обнаружили редкую форму рака внутреннего уха, и на время химиотерапии он был вынужден поручить текущее руководство Домом Versace Донателле. Многим казалось, что брат и сестра почти как близнецы: в тандеме, которому предстояло стать важнейшим в истории моды, Донателла играла роль рупора и альтер эго Джанни. За несколько лет до этого он доверил ей разработать новую линию — Versus, — хотя у Донателлы не было профессионального дизайнерского образования, она даже рисовать не умела. Ее эстетику отражали кожа, заклепки, стиль рок-шик, а цены на модели Versus были вчетверо ниже, чем на авторские вещи Джанни Версаче. Новая линия получила вполне благожелательные отзывы. Но первый выход Донателлы, в сорок два года, из тени старшего брата (у них разница в девять лет) был связан именно с его болезнью. Она наслаждалась пребыванием на авансцене и с удовольствием руководила сотрудниками Джанни, большая часть которых работала у него с самого зарождения его империи. Донателла давала интервью для льстивых журнальных статей, в том числе десятистраничного материала в Vanity Fair, озаглавленного La Bella Donatella («Прекрасная Донателла»). Но как только Джанни оправился от химиотерапии, брат с сестрой начали ссориться. Глава империи заметил, что его команда успела привыкнуть к руководству Донателлы и продолжает ждать указаний от нее. Джанни это не понравилось. Многие месяцы их отношения оставались напряженными.

В 1997 году эта напряженность все еще давала о себе знать. За неделю до телевизионного шоу в Риме Донателла и Джанни вместе съездили в Париж, где демонстрировалась коллекция Versace. Для этого показа Джанни снял за десятки тысяч франков украшенный фресками зал с бассейном в отеле «Ритц» на Вандомской площади. Французский истеблишмент недовольно хмурил брови. «Ритц» — особое место в Париже, связанное с такими культовыми фигурами, как Эрнест Хемингуэй (его именем назван один из баров отеля) и Коко Шанель, более тридцати лет проживавшая в одном из его люксов. Коко была символом той изысканной французской моды, которую Версаче, нахальный выскочка с юга Италии, намеревался отправить в архив.

По замыслу Джанни на парижском шоу в «Ритце» в июле 1997 года манекенщицы должны были спускаться по двойной лестнице на стеклянный подиум, специально сооруженный над бирюзовой водой бассейна. Донателла уговорила брата взять Карен Элсон для завершающего выхода в свадебном платье, традиционного финала всякого показа мод. Элсон была моделью сезона, ее звезда ярко вспыхнула за несколько месяцев до шоу в Париже, когда фотограф Стивен Мейзел уговорил ее сбрить брови и выкрасить волосы в ярко-рыжий цвет для обложки итальянской версии Vogue. Но за день до представления Донателла, сидя одна в первом ряду, наблюдала, как Джанни в простом свитере и брюках со складками ходит взад-вперед по прозрачному пластиковому покрытию, прикрывающему девственно-чистый стеклянный подиум. Глядя, как Элсон, явно нервничая, спускается по лестнице, Джанни пришел в ярость. Ему не нравилась ее гарцующая кобылья походка, и он страшно злился на Донателлу, которая подсунула ему эту девицу для главного выхода. Недолго думая, он заменил ее на Наоми, и сердце его преисполнилось гордостью, когда она плавно прошествовала в свадебном платье, почти кукольном наряде из обтягивающей металлической сетки, украшенном четырьмя огромными серебряными крестами. Элсон разрыдалась, а Донателла сидела с каменным лицом. Джанни в очередной раз показал, что сестра не готова принимать ключевые решения.

После парижского афронта Донателла твердо решила добиться определенной самостоятельности. Она была рада, что Джанни надумал пропустить шоу в Риме и пораньше отправился в летний отпуск. Впрочем, на передачу Donna sotto le stelle Джанни давно уже не являлся. Ему не нравилось, что устроители запихивают соперничающие Дома моды в одну одуряюще пеструю передачу, неизбежно разжигая мелкие страсти и зависть. Модели, приглашенные для участия в шоу, работали сразу на несколько брендов, и некоторые дизайнеры старались не отпускать самых хорошеньких девушек, затрачивая слишком много времени на их переодевание. Джорджо Армани и Валентино однажды просто наорали друг на друга, потому что Валентино задержал моделей на репетиции дольше положенного. Другой вечной проблемой была жара. Кутюрье представляли свои последние коллекции для осени и зимы, и девушки изнывали в тяжелых платьях и меховых шубах, их тщательно наложенный макияж расплывался. Но главной причиной, по которой Джанни решил не приезжать, была усталость. Для шоу в «Ритце» он целую неделю работал по восемнадцать часов в сутки, готовя к показу более сотни туалетов ручной работы. Поэтому все вздохнули с облегчением, когда глава фирмы вместе с Антонио Д’Амико, спутником пятнадцати последних лет его жизни, улетел в Майами отдохнуть на своей роскошной вилле.

Поскольку Дом Versace был объявлен почетным гостем Donna sotto le stelle, завершать передачу должна была Донателла — именно ей предстояло торжественно спуститься по Испанской лестнице с Наоми. Это был настоящий триумф для женщины, вечно остававшейся на втором плане. Донателла признавала, что Джанни — главный в семейной троице Версаче, а его гениальность — основа их процветания. Его личность, словно цемент, скрепляла семейный фундамент. Несмотря на недавнюю болезнь, он по-прежнему был на вершине творческого и финансового успеха. К концу 1990-х годов Джанни выработал более изысканную, элегантную манеру, отказавшись от излишней броскости, портившей его ранние творения. Он стал воплощением завершающей декады тысячелетия с ее девизом «Бери от жизни все». Джанни Версаче вошел в число великих кутюрье наряду с Ивом Сен-Лораном, Коко Шанель и Джорджо Армани.

Первый раз Джанни позвонил Донателле вскоре после полудня — в Майами было раннее утро. Он хотел знать во всех подробностях, как проходит репетиция, и на Донателлу обрушился град вопросов. В конце концов она рявкнула: «Джанни, оттуда ты ничем не можешь мне помочь» — и бросила трубку. Спустя полчаса он позвонил снова, но она не отозвалась, полностью погрузившись в работу.

Немного позже телефон зазвонил у Санто, их предприимчивого старшего брата. «Это, конечно, Джанни», — подумал он, но звонили из Милана, из офиса Дома Versace. «В Джанни стреляли» — больше сотрудница ничего не знала.

В эту страшную минуту Санто ощутил привычное раздражение. Ну почему его брату понадобилось отправиться в Майами, город, известный разгулом преступности? Сколько раз он уговаривал Джанни не ходить без охраны? Санто, вечно решавший семейные проблемы, уже просчитывал в голове, как перевезти Джанни в Италию и в какую клинику его лучше положить.

Помрачнев, он пошел искать Донателлу, по-прежнему возившуюся с примерками. «Донателла, vieni qua subito! Поди сюда скорее!» Паника в его голосе поразила манекенщиц и обслуживающий персонал — все знали Санто как самого спокойного человека в семье. Встревоженная Донателла поспешила на зов. Когда они остались одни, Санто сказал: «В Джанни стрелял какой-то маньяк. Не волнуйся, его уже везут в больницу, там ему помогут».

Донателла не поверила и бросилась звонить в Милан. Дозвонившись до сотрудницы, которая поддерживала связь с больницей, она истерично прорыдала в трубку: «Я чувствую, что Джанни умер!» — «Да, Донателла, — горестно прозвучало на том конце провода, — Джанни умер».

Донателла закричала так, что крик услышали даже манекенщицы, репетировавшие на Испанской лестнице, и потеряла сознание. Санто, стоявший рядом с ней, побледнел и затрясся. Они с Эмануэлой Шмайдлер, много лет возглавлявшей рекламный отдел фирмы Versace, отнесли бесчувственную Донателлу в ее апартаменты.

Там она пришла в себя и горько заплакала на плече у Санто. И вдруг вскочила — дети могут услышать новость по телевизору. Горничная бросилась в соседнюю комнату, где смотрели мультики дети Донателлы — одиннадцатилетняя Аллегра и шестилетний Даниэль. Слишком поздно. Итальянское телевидение передавало срочное сообщение о смерти Джанни, и дети это увидели. Теперь они испуганно жались к матери.

Последующие события вряд ли четко запечатлелись в памяти Санто и Донателлы — слишком сильны были потрясение и горе. Тридцать охранников с трудом проложили им путь сквозь толпу фотографов, окруживших «Отель де ла Виль». Кто-то даже пытался вскарабкаться на стену здания, чтобы сфотографировать брата и сестру. Одному папарацци все-таки удалось снять Донателлу, съежившуюся на заднем сиденье черного «Мерседеса». Машина доставила Донателлу и Санто на римский военный аэродром Чампино. Сильвио Берлускони, самый богатый человек Италии, ставший впоследствии премьер-министром, предложил свой личный самолет, чтобы доставить семью в Майами. Однако его опередил итальянский строительный магнат, чье воздушное судно уже стояло в Чампино наготове.

После десятичасового перелета Донателла и Санто днем, в половине четвертого, приземлились в аэропорту Майами и отправились прямо на виллу Джанни на Оушен-драйв, в самом центре района Саут-Бич, своей популярностью обязанного главным образом Версаче. Мадонна предложила им пожить у нее, чтобы не оставаться в опустевшем доме Джанни, но они отказались. Следующие полтора дня они провели во дворце, на отделку которого Джанни потратил миллионы. Он любил это свое жилище больше других. Теперь дворец стал местом преступления.

Виллу осаждали репортеры. В небе кружили вертолеты телеканалов, на улице толпились десятки фотографов и операторов, снимая стихийно возникшее море цветов и свечей на мраморных ступенях, с которых утром смыли кровь Джанни. Когда распространилась новость о прибытии Донателлы и Санто, часть толпы перекочевала к заднему выходу, скрытому аллеей. Позже, когда брат с сестрой должны были ехать в похоронное бюро, сотрудники Джанни отправили вперед несколько дополнительных лимузинов, надеясь отвлечь папарацци, но те не поддались на обман. Охранникам пришлось выводить Донателлу и Санто под прикрытием огромных зонтов, а когда осиротевшие родственники садились в машину, вокруг образовалась настоящая давка.

В пять часов вечера Санто, Донателла и Антонио, близкий друг Джанни, в обшарпанном похоронном бюро на окраине Майами в последний раз видели Джанни. Его лицо было обезображено пулями, несмотря на все старания бальзамировщика скрыть повреждения. Донателла, вопреки протестам Санто, своими руками одела Джанни. Выставив снаружи караул из дюжины охранников и полицейских, брат с сестрой устроили краткую церемонию прощания в часовне похоронного бюро, а затем тело Джанни было кремировано.

Вечером семья собралась за обеденным столом. Весь день Санто и Донателла держались, сохраняя лицо перед юристами, журналистами и друзьями, заполнившими дом. Повар Джанни приготовил простое блюдо из макарон, а на сладкое подал традиционный итальянский ванильный пудинг, любимый десерт покойного. И тут брат с сестрой не выдержали и разрыдались. Глубокой ночью, когда репортеры наконец сняли осаду, Донателла незаметно вышла на улицу, чтобы поцеловать то место, где был убит Джанни.

Дебора Болл, «Дом Versace. Невероятная история о гении, убийстве и возрождении». Издательство: «Слово/Slovo»
Перевод: М. М. Сокольская