Скотт Кэмпбелл: «Татуировки лишают меня возможности отрицать прошлое»
Проникновением уличных трендов в эстетику солидных марок сейчас едва ли кого-то удивишь, однако некоторые союзы выглядят очень свежо. Так, французский бренд Hennessy, отдающий дизайн этикетки лимитированной линейки на откуп современным художникам, в этом году привлек к сотрудничеству одного из самых востребованных тату-мастеров – Скотта Кэмпбелла. И сделано это было не случайно. Мало того, что уважаемому мастеру доверяют самое сокровенное – свое собственное тело – Канье Уэст и Пенелопа Крус, на его счету – дружба с Марком Джейкобсом и коллаборация с брендом Louis Vuitton. Кроме того, Кэмпбелл может похвастаться персональными выставками картин по всему миру. Несмотря на явные успехи на этом поприще, связать свою жизнь с модной индустрией художник не спешит: слишком он предан своему делу. Само собой, визит тату-мастера в Москву не мог пройти незамеченным: кажется, гуру вовсе не ожидал такого ажиотажа вокруг своей персоны. Пользуясь случаем, главный редактор The Symbol и The Symbol Art Даша Веледеева, отправилась к нему за новой татуировкой и профессиональным инсайдом.
Вы сегодня нарасхват. Однажды вы сказали, что не против плохих татуировок на своем теле. Как это понимать?
Вы знаете, я очень критично отношусь к своим работам. Но что касается татуировок на моем теле, для меня самое главное – сам процесс, ритуал, эмоция, которая за этим стоит. Хорошая татуировка – это не обязательно красивая татуировка, это история. Я так считаю, но посмотрите на меня: мне уже все равно.
Вы когда-нибудь хотели изменить что-то в рисунках на своем теле? Свести татуировку, переделать?
Нет, никогда. Мы ведь не можем изменить прошлое. Каждая татуировка представляет то, кем я был в прошлом, грани моей личности. Если я от них избавлюсь, разве во мне что-то изменится?
Мне нравится смотреть на себя и видеть свои 19 лет в одном месте, 25 — в другом. Запечатлев эти периоды на своем теле, я лишил себя возможности отрицать прошлое: я не выдаю себя за кого-то другого, я тот, кто есть и кем всегда был. Каждый из нас совершал ошибки, но не каждый видит их в зеркале изо дня в день.
С другой стороны, я привык к своему телу в таком виде, и все время забываю, что оно покрыто татуировками. Вспоминаю только тогда, когда ловлю на себе взгляды: например, когда оказываюсь в каком-нибудь консервативном месте, или пожилая женщина смотрит на меня с неодобрением. Татуировки – часть меня, я не представляю себя без них.
Однажды в интервью вы признались, что хотели бы встретиться с теми, кому делали татуировки 20 лет назад. Вам удалось это сделать? Вы помните, кому сделали первую татуировку?
На самом деле, первую татуировку я сделал одному из своих друзей, и мы дружим до сих пор. Так что я часто ее вижу. Надо сказать, эта татуировка вышла весьма паршиво, и я три раза пытался ее переделать – так ничего и не вышло. Но это один из тех случаев, когда значение важнее эстетической составляющей. Маленький рисунок на ноге: некое ископаемое, которое обнаружил его отец-палеонтолог.
Иногда мои давние клиенты находят меня через соцсети, пишут мне и присылают фото моих работ 20-летней давности. Это очень приятно, потому что это очень личное, как привет от старого друга.
Хорошая татуировка – это не обязательно красивая татуировка, это история.
Как вы думаете, отношение к мастерам-татуировщикам поменялось за последние 20 лет?
Абсолютно. Я начинал в 90-х, когда людей шокировала полностью татуированная рука. Сейчас даже в банках работники порой не скрывают одеждой своих татуировок. И это нормально. Хотя я знаю некоторых мастеров, которым совсем не нравится то, что их искусство и образ жизни перестали быть особенными. Но лично я считаю, что с открытостью приходит понимание, а это очень важно. Раньше на таможне меня всегда досматривали с пристрастием, если я вдруг забывал прикрыть татуировки одеждой. А сейчас все иначе: никто не думает, что я наркоторговец или кто-то еще — я просто человек с татуировками.
Возможно, отношение изменилось благодаря знаменитостям? Раньше образ с татуировками был связан с уличной культурой, плохими мальчиками и девочками, а сейчас с татуировками ходят солидные звезды, и о плохих ребятах тут речи уже нет...
Я думаю, люди до сих ассоциируют татуировки с саморазрушением, вроде наркомании или алкоголизма. Совсем недавно на рынке я заказал лосось на гриле, и продавец очень удивился этому. А я что, должен картошкой-фри и героином питаться, раз я в татуировках весь? Нет, мне почти 40 лет, и я забочусь о своем здоровье, кофеин уже 5 лет как не употребляю.
А еще вы как-то сравнивали ремесло татуировщика с работой стриптизерши. Почему?
Да, тату-мастер – это стриптизерша в мире искусства: гонорар наличными, свободный образ жизни, пенсионного обеспечения никакого, трудная физическая работа... Ну может только старость спокойнее воспринимается. А еще это та же сфера услуг, где ты должен угодить клиенту, сделать ему хорошо. В психологическом плане мне проще заниматься живописью на холсте или бумаге. Когда делаешь татуировку, твой «холст» высказывает свое мнение, тебе нужно спрашивать у него разрешения, чтобы что-то нарисовать.
Кстати, именно из этой мысли родился проект Whole Glory: та же свобода, только в татуировке (Scott Campbell Whole Glory Tattoo Project – проект, который заключался в следующем: людям, отобранным посредством лотереи, были сделаны татуировки «вслепую», т.е. участники просовывали руку в отверстие в стене, за которой сидел мастер и набивал тату на свое усмотрение. – Прим. ред.).
А вы видели реакцию участников?
Сразу нет, так как съемка велась только с той стороны стены. Но про самую бурную реакцию могу рассказать: это была сорокалетняя женщина, мать двоих детей, у которой не было ни одной татуировки, и судьба ее выбрала из 400 других желающих. Ее мать умерла незадолго до этого, и сев в кресло, она молилась, чтобы дух матери вел мою руку. И что вы думаете: я решил нарисовать слово «LOVE» – в орнаменте, очень изящно, с маленьким простым сердечком. Когда она сняла повязку, то расплакалась – это было очень сильно. Дело в том, что я крайне редко набиваю слова своим клиентам, предпочитаю рисунки: слова слишком конкретны, они давят, а в рисунках есть свобода интерпретации. Узнав эту историю некоторое время спустя, я был шокирован, и даже несколько подавлен такой эмоциональной ответственностью. Вообще, я был удивлен тому факту, что половина людей, пришедших на проект, собирались сделать татуировку впервые. А одна моя знакомая сказала мне, что тоже была там, и только в таких условиях решилась бы на тату. Это интересно: многие не готовы нести ответственность за то, что будет набито на их теле, а хотят переложить это на мастера.
Рисуя на холсте, вы чувствуете подобную ответственность? В каком жанре вам психологически сложнее работать?
Я люблю и то, и другое: татуировка и живопись – разные вещи. Татуировки особенны тем, что это личная ценность. Скажем, эта работа никогда не будет выставлена на аукционе Christie’s, ее цена не станет выше через десять лет. В то время как картина может быть объектом инвестиции. Еще есть любопытный момент: люди думают о татуировке как о чем-то постоянном, о том, что навсегда. Но на деле, искусство может быть более постоянным, я это чувствую: на выставках критики оценивают его, и картина, например, может оказаться в музее и сколько угодно там провисеть, и ее все будут видеть. Это немного давит на меня. В татуировках больше спонтанности и удовольствия: тебе не важно, сколько это будет стоить в будущем – важно только то, что человек чувствует сейчас. Я рад, что могу заниматься и тем, и другим: татуировки возвращают меня к сиюминутному и дарят радость.
Как вы воспринимаете «сотрудничество» мира моды и искусства?
Это потрясающе, что художники могут делать что-то стоящее в моде, и при этом не терять уважение в мире искусства. Ведь по большому счету, это просто другое средство выразительности. Например, то, что получилось у Такаши Мураками с Louis Vuitton (коллаборация Марка Джейкобса и японского художника дала «второе рождение» линии сумок Louis Vuitton. – Прим. ред.) – это же великолепно! Когда я это увидел, подумал: «О, нам можно так делать? Круто!». Если у художника есть хорошая идея, почему бы нет?
Расскажите, пожалуйста, о проекте Hennessy.
В этом проекте каждый предыдущий художник-коллаборатор выбирает следующего. Так меня пригласил Райан МакГиннесс (американский художник-абстракционист. – Прим. ред.), которы создавал этикетку в 2015-м. Мне это, конечно, очень польстило, и если честно, я получил большое удовольствие, работая над проектом. Я уже сотрудничал с Louis Vuitton, а Hennessy в этой же «семье» (имеется в виду транснациональная компания LVMH, в которую входят обе марки. – Прим. ред.). Мне нравится то, что они воспринимают коллаборации с художниками очень серьезно, с пониманием относятся к идеям и прочее. Вы понимаете, уважаемый бренд французского коньяка мог бы и по-другому себя вести. И это вдвойне приятно. Создание специальной этикетки для Hennessy – для меня такой же сакральный процесс, как создание татуировки: это станет частью жизни полумиллиона человек, и я таким образом держу с ними связь.
Вы когда-нибудь задумывались о создании собственного модного бренда?
Да, я думал об этом: никогда не говори никогда. Но поскольку я знаком с этой сферой, а Марк Джейкобс мой близкий друг, у меня есть сомнения на этот счет. Я вижу, как он работает, чем он жертвует. Да, его бренд в топе, и все, что он делает – феноменально, но я бы не хотел жить его жизнью. Я люблю то, что я делаю, и не хочу от этого отказываться ради собственного бренда. А по-другому никак.
Есть какой-то символ, который вы бы никогда не стали набивать?
Я никогда не рисую что-либо с негативным смыслом, что-то разрушительное. Хотя такие запросы поступают, мне проще отказать, чем стать частью какого-то негативного процесса внутри человека. Мне хочется давать стимул положительным изменениям в жизнях людей, и я не хочу делать того, о чем человек потом пожалеет.
Наверняка, многие люди доверяют вам свои секреты. Не поделитесь какими-нибудь судьбоносными историями?
Да, действительно, это так: люди видят во мне друга, психотерапевта, если хотите... Историй было много - и красивых, и не очень: бывают случаи, когда излишняя откровенность становится мне в тягость. Но если, например, влюбленные приходят ко мне, чтобы сделать татуировки с именами друг друга, я воспринимаю это как честь.