Супермодель Иман — о жизни без Дэвида Боуи, эйджизме и селебрити-культуре

Но – вот удивительно – уже через пару минут после того, как Иман появилась в окошке зума на экране моего компьютера в черной водолазке Loro Piana и высоко сидящих на переносице очках, мы болтаем так, будто знакомы много лет. Конечно же, первое, что бросается в глаза, – ее необычайная, неподвластная времени красота. Моей собеседнице исполнилось 65, но легко можно дать и на 20 лет меньше, за что она сама благодарит набранные на карантине килограммы: «Все как-то округлилось, углы сгладились... Но я из Африки, а там старости не стесняются, ею гордятся».

Перед началом локдауна Иман успела сбежать с Манхэттена в свой дом на севере штата и теперь учится наслаждаться «медленной» жизнью. «Самое время мне немного одомашниться, – говорит она смеясь. – Я вообще-то городская девчонка, но начинаю любить деревню. Каждый день гуляю – здесь, в горах, великолепные виды и свет меняется постоянно, буквально за считаные минуты». А еще она готовит, читает, смотрит кино и рисует. «Дэвид был художником, и наша дочь Лекси унаследовала его талант. А я никогда в жизни не брала в руки кисть и вот решила: пора. Давно поняла: для того чтобы что-то делать, не надо быть экспертом. Просто засуньте свои сомнения подальше – и вперед». Теперь, рассказывает Иман с усмешкой, они с крохотной внучкой устраивают воскресные арт-сессии по зуму. И добавляет, что новый образ жизни дал ей новые перспективы: «Я работала с тех пор, как мне исполнилось 14. Но совершенно необязательно занимать делами все свое время. Более того, это даже нездорово».

Пандемия разлучила Иман с детьми: кроме Лекси у нее есть еще одна дочь, Зулейха, от брака с баскетболистом Спенсером Хейвудом. Также она поддерживает близкие отношения с Дунканом Джонсом – сыном Боуи и его первой жены Энджи. «Конечно, я безумно по ним скучаю. Но к счастью, я не из тех, кому невыносимо тяжело оставаться наедине с собой». К тому же с ней всегда 14-летний пес Макс – помесь кавалер-кинг-чарльз-спаниеля и гаванского бишона. «Он настоящий член семьи, – объясняет гордая хозяйка. – У него один глаз голубой, другой коричневый (как у Дэвида Боуи. – Прим. HB). Нарочно не придумаешь! Когда я с ним гуляю, меня все время останавливают и спрашивают: "Вы специально такую собаку взяли?»

Я не хотела заводить речь о ее муже: опасалась, что воспоминания могут быть слишком болезненными. Но сама Иман говорит о нем часто, иногда даже в настоящем времени. «Дэвид в наших сердцах и мыслях каждый день. Вы знаете, он был моей истинной любовью. Дочка как-то спросила: "Ты не хотела бы снова выйти замуж?" А я ответила: "Ни за что на свете".

Их познакомил общий друг в 1990-м. «Мое притяжение к ней было мгновенным и необратимым. После первого свидания я не мог заснуть от возбуждения, – рассказывал потом певец. – Я не сомневался, что она станет моей женой. И ничего в жизни не добивался с такой страстью, как ее согласия. Я просто знал: она та самая, единственная». Они поженились в 1992-м, а в 2000-м родилась Лекси. Можно предположить, что в паре супермодели и рок-иконы кипели страсти, но Иман отметает эту версию. «У нас был самый обычный брак. Обычнее просто некуда. Я вышла замуж за остроумного и очень доброго джентльмена, который больше всего любил носить костюм-тройку, – и таким он оставался все эти годы. В нем не было ничего инопланетного, что любят ему приписывать. Мы жили в Нью-Йорке, забирали дочку из школы, ходили везде, как нормальные люди. Жаль, что времени у нас оказалось меньше, чем хотелось бы...» В январе исполнилось пять лет, как Боуи умер от рака печени. «Для нас это самые тяжелые дни, – говорит вдова музыканта. – Но он ведь не исчез совсем, его фанаты все еще рядом, его музыка все еще актуальна». Обычно на годовщину семья собирается вместе, но в прошлом году Иман одна уехала под Сан-Франциско, к секвойям. «В день его смерти я пошла на прогулку, и прямо передо мной пролетела лазурная птица. Настоящая лазурная птица, представляете! (В песне Lazarus, последнем сингле, который выпустил Боуи, он сравнивает себя именно с ней: You know, I’ll be free / Just like that bluebird / Now ain’t that justlike me? – Прим. HB.) И я физически почувствовала егоприсутствие. Потом наш гид сказал мне, что такие птицы в их краях – огромная редкость. Так что теперь для меня в этой дате не только горе, но и чудо».

Но разумеется, Иман не просто иконическая вдова своего легендарного мужа. За свою жизнь она сломала не меньше стереотипов, чем он. Дочка дипломата и врача, родившаяся в столице Сомали Могадишо, она была воспитана победительницей. «Моя мама часто повторяла: "Знай себе цену. И если что-то тебя не устраивает, поворачивайся и уходи. Никогда не соглашайся на меньшее, потому что с ним ты в конце концов и останешься". Я впитала эти слова и принципы с ее молоком». Иман хотела пойти по стопам отца и стать послом (она говорит на пяти языках), а вот о модельной карьере не мечтала. «Я не воспринимала свою внешность как что-то экстраординарное. В Сомали меня считали обычной девчонкой, каких вокруг тысячи». После государственного переворота будущая модель вместе с семьей была вынуждена бежать в Кению. Там ее, студентку Университета Найроби, заметил фотограф Питер Берд и спросил, сколько она хочет за то, чтобы ему попозировать. Помня уроки матери, Иман попросила 8000 долларов, полную стоимость одного семестра обучения, и получила нужную сумму. А уже через год переехала в Нью-Йорк, где стала сниматься для журналов.

Ее красота и грация дикой газели покорили сердца самых разных дизайнеров – от Тьерри Мюглера, который
говорил, что она «пробуждает в нем дикие инстинкты», до Ива Сен-Лорана: он сделал Иман музой своей «африканской» коллекции 1985 года и кроил платья прямо на ней. «Незабываемые ощущения, – рассказывает модель. – Как и все, кто родился в Африке, я обожаю яркие цвета, но Сен-Лорану удалось удивить даже меня взрывами своей колористики».

Несмотря на быстрый успех, Иман приходилось бороться с обычным для того времени расизмом в индустрии. И тут снова помогли материнские советы. «Я всегда требовала такой же гонорар, как тот, что полагался белым девочкам. Мы делали одинаковую работу – с какой стати они должны были получать за нее больше?»

В один прекрасный день визажист попросил ее принести на съемку свой тональный крем, потому что в его арсенале не нашлось подходящего. Иман увидела свободную нишу – и в 1994-м основала бренд Iman Cosmetics специально для «женщин с не белой кожей», как формулирует концепцию она сама. «Меня не интересует этническая принадлежность, только оттенок. Я хотела продемонстрировать миру, что у нас больше общего, чем различий». К тому моменту она решила закончить модельную карьеру: во-первых, новый бизнес требовал безраздельного внимания, а во-вторых, ее раздражало чрезмерное увлечение дизайнеров селебрити-культурой. «Показы регулярно задерживались, потому что Пэрис Хилтон или кто-нибудь подобный не соизволил явиться вовремя. Просто смешно. Я не хотела участвовать в этом цирке». Сегодня Иман не планирует возвращаться на подиум. А жаль: только представьте, сколько возрастных стереотипов она стерла бы в порошок одним своим взглядом. Вместо этого она выступает послом CARE International, которая входит в число старейших и крупнейших некоммерческих организаций, оказывающих гуманитарную помощь и борющихся с бедностью. «Я знаю, каково быть беженкой. Я знаю, каково быть не белой. Я знаю, каково быть не мужчиной. Я знаю, каково адаптироваться к культуре, которая очень далека от твоей собственной. И я точно знаю, сколько дополнительных сложностей все это порождает. Я благодарна таким НКО, как Care, за помощь, которую они оказывали мне в начале пути». Иман говорит, что хотела бы вернуться в Сомали, если бы это было безопасно: «Каждого беженца и переселенца не покидает желание снова очутиться там, где все на него похожи». Она ненавидит ксенофобную риторику Трампа («Когда мне было 20, я с приятелем проехала на машине всю Америку с востока на запад. Сегодня ни за что бы на такое не решилась: страна так сильно разделена, что в некоторых местах я, чернокожая женщина, чувствовала бы себя, мягко говоря, неуютно») и с оптимизмом воспринимает победу Джо Байдена и Камалы Харрис: «За ними перемены, которые очень нужны нам всем».

А каким Иман видит собственное будущее? Несмотря на все разговоры о тихой жизни, я ничуть не удивлюсь, если уже завтра в ее карьере начнется новая глава. «Вы меня раскусили», – усмехается она. И добавляет, что пообещала своему приятелю Майклу Корсу прибежать к нему на любое мероприятие («Буквально: хоть на открытие конверта!»), как только закончится пандемия. «Вообще, меня рано сбрасывать со счетов. Я же сомалийская женщина, а мы все кочевники. Так что когда мир вернется к нормальной жизни и мы снова начнем путешествовать, я и подумаю, чем хочу заниматься дальше. В дороге у меня это получается лучше всего».

Фото: ПАОЛА КУДАКИ (PAOLA KUDACKI)
Стиль: ДЖЕЙСОН РЕМБЕРТ (JASON REMBERT )

МАКИЯЖ: CAMILLE THOMPSON@BRYAN BANTRY С ИСПОЛЬЗОВАНИЕМ IMAN COSMETICS; ПРИЧЕСКИ: OSCAR JAMES@KEN BARBOZA; МАНИКЮР: ERI HANDA@HOME AGENCY С ИСПОЛЬЗОВАНИЕМ SMITH&CULT; АССИСТЕНТЫ СТИЛИСТА: KRISTEN MCGOVERN, EDEN HURLEY, WILTON WHITE; ПРОДЮСЕР HEATHER ROBBINS AT CLM USA.